Были сольвенны, известные своим неприятием чужаков.
Были венны, у которых - представляете - правят бабы.
Были выходцы из Саккарема - чванливые и воинственные.
Были свирепые сегваны, островные и приморские, привыкшие омывать кровью чужие пороги.
Были гости из далекого Шо-Ситайна, меднолицые и скупые жестами.
Были мы.
Мы были удручающе другими, и это сразу бросалось в глаза. Мы не делали того, что нужно, зато делали то, в чем нет никакой необходимости. Мы опоздали на всё время сразу, и нас забыли предупредить, что возврата не будет. Мы пытались настраивать струны, но оказывалось, что струны давно настроил кто-то другой. Мы играли в свои игры, и нам было плевать, что никто не понимает, почему мы смеемся.
Нам до сих пор плевать, что никто этого не понимает.
Мы до сих пор смеемся чему-то своему, и гулкое эхо пляшет в чужеродных стенах. Мы до сих пор помним, как звали тех богов, без которых мы решили обойтись. Нам вечно чего-то не хватает, и только самые мудрые из нас понимают, что не надо - слышите, не надо ! - этого искать.
У нас растут дети. Они не похожи на маленьких мономатанских чертенят, на задиристых сольвеннских подростков и на застенчивых саккаремских смуглянок. Они похожи на нас, и в их лицах мы видим отражение нашего непонимания. Мы родили их быть другими среди других, и они ими будут.
Будут потому, что "быть другими" - это единственное наследство, которое нам действительно хочется им оставить.
